– Ты никогда не доверяла Несущим Скорбь? – переспросил Минхо. – Даже до нашего приключения на берге?
Он посмотрел на простирающиеся впереди воды. Как все это было давно: Несущие Скорбь отправили его прочь из города, чтобы, пройдя все испытания, он стал одним из них, стал им ровней… Но еще до того, как они сбросили его со скалы, Минхо знал, что не хочет для себя такой судьбы. И дело было не только в том, что Несущие Скорбь истязали детей, готовя их к убийству Божества, а он не хотел издеваться над детьми. Нет! Минхо не хотел убивать Божество. Он хотел присоединиться к его триединой сущности и помочь миру эволюционировать. Но, понятно, Оранж об этом он сказать не мог. Само слово Эволюция в армии Сирот звучало как богохульство.
– Меня всегда в них что-то настораживало, – сказала Оранж, передав Минхо журнал и взяв в руки бинокль.
Минхо согласно кивнул.
С Оранж Минхо было гораздо комфортнее, чем с прочими членами группы. Когда она в свою вахту поднималась на мостик, чтобы взять бинокль и наблюдать за морем, выискивая другие корабли и китов, Минхо не нужно было подбирать слова, чтобы заполнить паузы в разговоре. Все было совершенно естественно. Они словно вновь оказывались вместе на стене, окружающей город, где жили Остатки нации – с той только разницей, что здесь не нужно было никого убивать. Минхо мог расслабиться. Не было необходимости напряженно крутить мозгами, чтобы понять остальных членов группы и динамику их отношений, или бороться со своими солдатскими инстинктами. Когда он был с Оранж, он мог оставаться самим собой – просто Сиротой по имени Минхо.
Правя на северо-восток, Минхо всматривался в горизонт. Звуки океана переполняли его – шелест волны, разрезаемой носом корабля, свист ветра в такелаже. Все это было мило его уху – равно как и смех Доминика, доносящийся из-под верхней палубы. Всего этого Минхо будет не хватать, когда они доберутся до Аляски.
Оранж опустила бинокль и, повернувшись к Минхо, призналась:
– Мы со Скелетом никогда об этом вслух не говорили, чтобы нас не послали на правку, но… как только тебя турнули из города, мы знали, что ты не вернешься.
– Вот как?
Заявление Оранж успокоило его, подтвердив, что, в конечном итоге, он сделал правильный выбор. А интересно, Несущие Скорбь знали об этом? Наверное, знали. И именно поэтому так крепко его связали и с такой силой столкнули со скалы.
Оранж кивнула:
– Именно! И мы, между прочим, завидовали.
Он и не думал, что кто-то заметит его отсутствие, тем более, станет завидовать.
– А ты думал о том, как ты это сделаешь? – спросила Оранж. – Ну, убьешь Божество?
– Нет, – ответил он, и это было ложью.
Минхо искоса взглянул на Оранж, пытаясь понять, как она отреагировала на его слова, но никакой реакции не заметил. И он решил сам порасспросить Оранж. И он спросил:
– Скажи, а что это за штука – Эволюция?
Глаза Оранж удивленно расширились.
– Прости, – уточнил он, – но я иногда об этом думаю. Столько дней болтаемся в океане; разные мысли приходят, понимаешь…
– Не знаю…
Оранж не была приучена думать о чем-то без разрешения, тем более – о таком предмете! Да и времени у нее не было. Но если бы она хорошенько подумала и об армии шизов и о планах, которые разрабатывали в отношении Божества Несущие Скорбь, она могла бы составить свое мнение и об Эволюции.
– Это может быть то, о чем нам говорили, – сказала она. – А может быть что-то, совершенно противоположное. Я уверена только в одном – туда я больше ни ногой!
– Я тоже.
Он никогда больше не увидит стены, окружающие город Остатков нации. И тут же боль пронзила его сердце. Кит.
– Что с тобой? – спросила Оранж. – Ты в лице изменился.
– Да ничего особенного. Просто вспомнил кое-что из того, что там оставил.
– Минхо! Ничто – никакое оружие, никакие ценности не заставят меня туда вернуться.
– А как насчет другого человека? – спросил Минхо. – Допустим, маленького мальчика по имени Кит?
Ему не верилось, что он рассказывает Оранж свою историю. Но если кто и мог понять, что он чувствует, то сделать это, конечно, могла только она.
– Я шел однажды ночью через туннели Ада и услышал звуки – как будто умирает собака. Это был маленький мальчик. Я спас его.
Минхо не знал, смог ли мальчик выжить после такого избиения. Может быть, смерть избавила бы его от горя и страданий. То, что Остатки нации называли «правкой», было, по сути, формой убийства, когда, избивая провинившегося, палачи уничтожали его волю и превращали в парию. Спасая Кита, Минхо пошел против всего, чему его учили. Это было его первое преступление. Вторым было желание никогда не возвращаться в город.
На Оранж рассказ Минхо произвел сильное впечатление.
– Ничего себе! Они же могли тебя убить, прямо на месте.
– Я не думаю, что Кита избивал кто-нибудь из Несущих Скорбь. В любом случае, этот человек убежал.
Оранж положила бинокль на скамейку.
– Ты можешь гордиться этим поступком. И не нужно грустить.
Сирота покачал головой. При чем тут гордость?
– Когда я спросил мальчика, как его зовут, он сказал, что его имя Кит. Но когда он спросил меня о моем имени, я ответил, что имени у меня нет.
Минхо почувствовал стыд. Проявив недюжинную отвагу, он одновременно показал, что он – последний трус.
– Ты и не должен был себя называть. Он, кстати, тоже. Может быть, его и побили за то, что он придумал себе имя. Ты же знаешь, что этого делать нельзя.
Оранж сложила руки на груди и покачала головой. Минхо знал, что она его понимает. Хватит ему себя стыдить! И все-таки жаль, что он так и не открылся этому мальчишке.
– Попытайся забыть про это, – сказала Оранж. И, помедлив, продолжила: – Знаешь, когда я была ребенком, надо мной тоже учинили правку.
– Вот как? – удивленно вскинул брови Минхо и стал всматриваться в Оранж. Но видимых шрамов на ней не было. – Тебя не били? – спросил он.
– Не били? Посмотри!
Отвернувшись, она подняла рубашку, и Минхо увидел несколько шрамов шириной по три дюйма. Ощущение было, что Оранж просто разрубали напополам, но не дорубили.
– Мне было десять лет, – сказала она. – Они услышали, как я пою.
Оранж опустила рубашку и вновь повернулась лицом к Минхо.
– Черт побери, Оранж! Да ты намного круче, чем я думал.
Вряд ли ему удастся забыть эту картинку. Такие шрамы. И только за то, что девчонка решила спеть? Но если Оранж выжила, мог выжить и Кит! Минхо покачал головой и сказал:
– Ну что ж, несмотря ни на что, как капитан этого судна я даю тебе разрешение настучать Доминику по башке всякий раз, когда он снова запоет.
Оранж улыбнулась, склонилась к Минхо и прошептала:
– Он ужасен, правда? У него голос как у чайки, когда она орет над дохлой рыбой.
Минхо кивнул и сказал:
– Твоей выдержке позавидуешь! Ты слушала все это время его вой и ни разу не возмутилась? Как капитан, я приказываю: пой! Вместе с Домиником, но лучше – вместо Доминика!
– Попробую, – неуверенно сказала Оранж, пожав плечами.
Минхо ее понимал. Однажды его избили так, что целый месяц он не мог разговаривать. Минхо понимал, что, даже думая об этом, он вторгается в запретную зону, но он должен был задать этот вопрос. Он сбросил скорость. Оранж была достойна его полного внимания.
– А как твое имя? – спросил он.
Оранж, не вполне понимая вопроса, склонила голову набок.
– Имя твое – как?
Она слегка задрожала, словно боялась тотчас же получить удар по лицу, но Остатки нации были далеко, они не имели власти над бывшими Сиротами здесь, посреди океана. Они были свободны, и у них должны были быть имена.
– Ты знаешь мое имя. Оранж.
– Оранж – это прозвище. А не имя.
Минхо хотел узнать, как эта девушка, стоящая перед ним, несущая на своей спине шрамы, полученные за попытку спеть, называет себя, оставаясь наедине с собой.
– Ну да! – кивнула она. – Но прозвище гораздо лучше имени, потому что оно – для друзей.
